Читать книгу Человек из СССР. Пьесы 1927–1938 онлайн

Таубендорф. Он бежал бы.

Ольга Павловна. Вы сейчас хотите мне сделать больно. Да, он бежал бы. Это и есть мое горе. Но я ничего не могу поделать с собой.

Таубендорф. Тринадцать.

Ольга Павловна. Простите?

Таубендорф. Я только что деньги считал, и когда вы вошли было тринадцать: несчастное число.

Молчание.

Ольга Павловна. А всего много набрали?

Таубендорф. Нет, кажется, немного. Едва-едва окупится зал. Не все ли равно?

Ольга Павловна. Николай Карлович, вы, конечно, понимаете, что Алеша не должен знать то, что я вам сказала. Не говорите с ним обо мне.

Таубендорф. Я все понял, Ольга Павловна.

Ольга Павловна. Я думаю, что он уже не придет.

Оба встают.

Таубендорф. Мы условились с ним встретиться завтра утром на съемке. Это ужасно глупое место для деловой встречи, но иначе никак нельзя было устроить. Передать ему что-нибудь?

Ольга Павловна. Нет, ничего. Я уверена, что он и так ко мне завтра заглянет. А теперь я пойду.

Таубендорф. Пожалуйста, простите меня за… разговор. Я ведь не знал.

Ольга Павловна. Да. Вероятно, я сама виновата, что так вышло. Ну, до свидания.

Таубендорф. Я, Ольга Павловна, преклоняюсь перед вами. Вы просто чудесный человек. Алеша не понимает.

Ольга Павловна. Ах, Николай <Карлович>, ну, право, – не будем больше об этом говорить… Я же не китайский язык, который можно понимать и не понимать. Поверьте, во мне никакой загадочности нет.

Таубендорф. Я не хотел вас рассердить.

Ольга Павловна. Вот я как-нибудь взбунтуюсь, – тогда посмотрим… (Смеется.) Ох как взбунтуюсь!..

Она уходит. Таубендорф возвращается к столу, садится. В зале – за сценой – гром аплодисментов.

Занавес

Передняя кинематографического ателье. Справа, вдоль сцены, та же серая стена, как и в предыдущем действии. Левее – широкий проход, заставленный кинематографическими декорациями, что напоминает одновременно и приемную фотографа, и балаганные будни, и пестрые углы футуриста. (Среди этих углов очень заметны три купола – один побольше, другие поменьше – охряные луковицы лубочного храма. Тут же валяется балалайка и наполовину развернутая карта России.) В этих декорациях неровные лазейки и просветы (видны в глубине очертанья огромных ламп-юпитеров). Все это напоминает зрителю разноцветную складную картину, небрежно и не до конца составленную. Когда поднимается занавес, на авансцене толпятся русские эмигранты, только что пришедшие на съемку. Среди них – Люл я. Быстро и упруго протискивается на сцену через декорации, загромождающие проход, Помощник режиссера – рыжий, с брюшком, без пиджака и жилета, – и сразу начинает очень громко говорить.