Читать книгу Путь к себе: 6 уютных книг от Ольги Савельевой онлайн
Никто не советовался со мной и не спрашивал: «Хочешь?» За меня решили: «Хочет!»
Поэтому получалось, как у Агнии Барто:
- Драмкружок, кружок по фото,
- Хоркружок – мне петь охота,
- И за кружок по рисованью
- Тоже все голосовали…
Началась эта история с театрального кружка.
Итак, мне восемь лет, и я читаю наизусть монолог Катерины из драмы Островского «Гроза».
Что может знать восьмилетняя девочка про безответную любовь, грехопадение и иллюзорное прелюбодеяние? Чуть меньше, чем ничего. Единственное, что я вынесла в то время из драмы Островского, – это дедушкину заначку в размере пяти рублей и имя Кабаниха.
Кабанихами отныне в нашем дворе величали всех вредных толстух, запрещающих нам, детям, орать под балконом.
Я еще ребенок. «Репка» и «Курочка Ряба» – вот мой уровень восприятия реальности. Поэтому ждать от меня сочувствия к главной героине монолога по меньшей мере опрометчиво. Ее речь я читала монотонно, без души и толики актерского мастерства. Как говорится, на «отвали».
На отчетном концерте меня, наряженную в народный сарафан, расписной платок, лапти и кокошник, со свекольными щеками, выпустили на сцену и ослепили софитами. Я щурилась и морщилась. Наверное, по задумке режиссера так и выглядят личности, планирующие сигануть в Волгу с концами.
– Отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я – птица… – произнесла я и замолчала. Продолжение напрочь вылетело из головы. Как корова языком! Пауза затягивалась.
– Какие птицы-то? – вдруг хохотнул кто-то в зале.
– Дятлы! – поддержал его другой хохмач.
– Страусы!
– Курицы!
Зал заливался хохотом, проявляя завидные познания в орнитологии.
Я решила не испытывать судьбу и бежать от позора, для чего ломанулась в кулису, на ходу потеряв на сцене лапоть на три размера больше моего.
Впоследствии зрители, желающие поддержать меня и дать мне шанс исправить провальное выступление, звали меня вернуться на сцену и скандировали: «Зо-луш-ка-где-же-ты?»
Вот так бесславно закончилась моя актерская карьера.
«Не-ве-рю!» – сказал бы Станиславский.