Читать книгу Ветер из рая онлайн
И следующий эпизод – наверное, последний, больше с ходу не припомню. Тоже лето. Мы живем где-то на даче – кажется, снимаем, потому что собственной дачи или там участка у нас не было – и вдвоем с отцом идем в лес. А на обратном пути – мы почти вернулись и уже неподалеку от дома, в самой деревне, – нас вдруг застигает дождь, и мы не прячемся, не скрываемся от него, хотя могли бы. Есть и раскидистые деревья вокруг, на деревенской уличке, да и к кому угодно в избу можно постучаться. Но отец предлагает наоборот: «Побежали?» Я с восторгом отвечаю: «Побежали!» – и мы несемся по мгновенно раскисшей от дождя земле. А сверху нас поливает сплошной поток, мы оба немедленно становимся мокрыми, и я вижу, как рубашка прилипает к отцовскому телу. Но мы скоро добегаем до дома, и мама принимается бухтеть: «Не могли переждать… ребенка мне простудишь…» Мать в воспоминаниях об отце присутствует на заднем плане, она обычно выступает этаким ворчащим цербером: и того нельзя, и этого, и здесь папаня неправильно поступил.
Но больше, сколько ни рылся в памяти, ничего связного про отца припомнить я не мог.
Может, вы скажете, детское сознание прихотливо сохранило о нем лишь отдельные, самые яркие моменты. Нет. Когда я в более взрослом возрасте стал расспрашивать об отце мамашу, она, поджав губы, крайне скупо рассказывала, что сама видела папаню от силы два-три месяца в году. «Формально мы с ним шесть лет прожили, а фактически, если все дни суммировать, меньше года, – кривилась она. – Удивляюсь, как он тебя-то успел мне заделать!»
Она вообще никогда не отзывалась об отце комплиментарно, вечно задним числом ругала. Но в ее брани в то же время проскальзывала, чувствовалась затаенная гордость: мой-то был ого-го, орел!
«Ма, раз он такой плохой, что ж ты за него замуж-то вышла?» – дивился я вслух, когда удавалось вызвать ее на откровенность.
«Дура была, – отвечала она просто. – Молодая, глупая. А он, собака, красавчик. Но всем ведь известно: красивый муж – чужой муж».
Насчет исключительной папаниной внешности – чистая правда. Когда он снова возник в моей жизни, через сорок с лишним лет после своего первого исчезновения, то и тогда, в возрасте семидесяти семи немалых годков, смотрелся по меньшей мере импозантно. Совершенно не расплывшийся, высокий, стройный, даже подкачанный. Буйная черная шевелюра, никакой лысинки, только редкие седые искорки в антрацитовой гриве. Глаза ясно-синие, не утратившие яркость и блеск. Дамочки в возрасте не то что пятидесяти-шестидесяти, а даже тридцати-сорока, я сам видел, западали и порой при виде его немели.