Читать книгу Дураки все онлайн

Бедная его мама. Взгляд у нее обычно был добрый, рассеянный, Руб даже гадал, не провидит ли она его будущее и не потому ли так волнуется за сына. Но, возможно, она размышляла о своем будущем, своем, не его, одиночестве. Даже в их с отцом присутствии мать казалась Рубу такой же несчастной, как он сам, и он винил в этом себя. Руб понимал, что он еще ребенок и взрослой женщине не компания, но все равно его мучила совесть. Мать никуда не ходила, разве что в церковь, и по этому поводу отец Руба высмеивал ее с поистине религиозным рвением. С тем же успехом можно верить в пасхального кролика, говаривал отец, так Руб и понял, что пасхального кролика не существует. Руб некоторое время пытался молиться календарному Иисусу, поскольку любил мать и понимал, что ей это важно. Мать научила его молиться, но, видимо, Руб молился как-то неправильно, поскольку, когда он заканчивал, его переполняла не любовь к Спасителю – хотя мать уверяла его, что именно так и должно быть, – а одиночество и пустота, причем отчаянней прежнего. Отец? Руб любил его и ненавидел, пусть и знал, что это грех, – ненавидел за мерзкий гогот и за то, что от отца не дождешься доброго слова. Правда, в конце концов Руб согласился с отцовским мнением об Иисусе, после чего Сын Божий занял в его душе примерно такое же место, что и кролик, с которым Он делит праздник.

Тогда почему же – Руб часто об этом думал – он так горевал по отцу? Потому что так положено мальчику, чей отец скончался? Потому что мать – вот уж у кого была масса причин радоваться его смерти – всхлипывала так жалко? Как могла она тосковать по тому, для кого унижать ее было так же естественно, как дышать? И как мог сам Руб? Он ясно помнил то воскресное утро, когда мать ушла в церковь, а они с отцом остались дома. Руб до сих пор видел, как старик сидит в вельветовом кресле – никому другому в этом кресле сидеть не дозволялось – и с насмешливым удивлением наблюдает за сыном, который отчаянно пытается сказать ему что-то важное (что именно, Руб уже и не помнил). При отце он всегда заикался сильнее всего, слова во рту превращались в осколки бетона. Руб продолжал отчасти и потому – он вспомнил об этом сейчас, – что ему все-таки удалось высказать то, что он собирался сказать, а любопытство в отцовском взгляде он ошибочно принял за интерес. Но, приглядевшись, понял: это брезгливость, а вовсе не любопытство.