Читать книгу Целительница из Костиндора онлайн

Шкатулку я убрала на пол, а одну из рун бросила в котелок к отвару. Со снадобьем для Меланьи подобное было ни к чему: ее вылечит и обычный взвар из правильно подобранных трав. А вот малышу с чахоткой нужна помощь извне. От дьявола ли, от беса или от самой Туманной завесы – неважно. Он болел уже столько раз, что живет лишь благодаря колдовской силе.

Я посмотрела в окна и на дверь, убедилась, что Георгий не подсматривает, и принялась за работу.

От усталости я едва держалась на ногах: сил потрачено было немерено. Свечи давно догорели, в кухне вновь воцарилась темнота, рассеиваемая лишь отблесками пламени из печи.

Я утолила жажду, выпив целый кувшин воды. Приложила дрожащую ладонь ко лбу – липкий от холодного пота.

Мишка почти не дышал. Я не слышала биения его сердца, и, когда я начала вливать в маленький ротик снадобье с ложки, ребенок болтался на грани жизни и смерти.

Первая порция пролилась по губкам и стекла на шею. Вторую малыш сумел проглотить, но все еще пребывал в полусне. А после третьей распахнул глаза.

Если бы не сила магии, мальчишка не смог бы выпить ни капли отвара. Это означает, что Глафира и Георгий рано или поздно потеряют сына. Я ничего не смогу с этим поделать, если меня все-таки убьют.

Я улыбнулась ребенку. Сжала его кулачки в своей руке и прошептала:

– Здравствуй.

Мишка смотрел на меня большими глазами и молчал. Его несильно трясло, и я поспешила закутать хрупкое тельце в одеяло.

– Теперь можешь поспать, – снова улыбнулась я. – Позову твоего папу.

Миша закрыл глазки и засопел. Я в последний раз шепнула заклинание и встала с топчана.

– Забирай ребенка, – сказала я, высунувшись на улицу.

Георгий сидел на завалинке.

– Мне спать пора, и так уж полночи прошло, – поторопила я его.

Он кивнул и, не глядя на меня, вдруг сказал:

– Завтра тебя судить будут. Староста деревню созывает к полудню. Бабку позови, мож, отговорит Петра.

Судить? Меня? Да бабы и без суда привели наказание в действие! Старосте, конечно, все равно – он, наверное, даже порадовался, что ему не пришлось самому марать руки.